Alexander Khokhlov

Харьков. Университет радиоэлектроники.

Почти год назад с Ильёй Немцевым придумывали названии для будущей студии, создавали какие-то анограммы, брали части фамилией и имён. Сошлись на слове ЭксХолм. Немного позже был зареган домен exholm.info. Почему в зоне инфо для меня до сих пор остаётся загадкой. Ответ прост: захотелось так. К чему пишу-то. Во-первых, очень скоро у ЭксХолма первый день рождения, ну а, во-вторых, сегодня наткнулся на такую маленькую статейку, в которой в паре абзацев написано что же такое ЭксХолм.
Итак...

ОСТРОВ ЭКСХОЛМ — небольшой остров в Великобритании, где предположительно
несколько тысяч лет назад со скоростью 25 км/с упал на Землю огромный
каменный метеорит диаметром до 10 км. Произошедший при этом взрыв был
эквивалентен 100000 мегатонн. По расчетам астрономов, падение подобных
астероидов происходит в среднем раз в 75 млн.лет. Английские сенсетивы
предпринимали не слишком удачные попытки использовать «богоизбранный
остров» для связи с иными цивилизациями. (ВЧ)

По планам на сегодня было наконец-то получить все атрибуты студента, план обломали. В деканате сказали что-то в духе «а зачем тебе студень, зачётка??, до установочной сессии доживешь». Короче убил 2 часа времени на 2 минуты ответа. Как всегда. Дальше метро, станция Спортивная, обед в Теремке, девушка с раздачей листовок «море-чая», немного ошарашенная моим «ну давайте еще раз», васька. Тут немного приторможу. Пока было время решил заглянуть в офис МегаФона, давно пора закрыть левый «тест». Ну думаю, в 15 минут уложусь, захожу и вижу картину маслом. Условно два зала. Один под обслуживание, второй исключительно под продажи. Очередь человек из пятнадцати, спрашиваю «все на обслугу?? и кто крайний». Всё бы ничего, но вашу ж мамузаногу, на разборе полётов сидит одна девочка с глазами по пять копеек, и кульминация, во втором условном зале без дела тусят 5 (пять!!!!) мегафоновцев. Прибил бы такого управляющего, как можно так распоряжаться кадрами, всё конечно понятно, что у управляющего есть план по продажам симок и прочего барахла а по обслуге нет, и что походу он клал на текущих абонентов. Лирику опускаю, встал в очередь, постоял несколько секунд, да и пошёл в сторону выхода с мыслей «да провались ваш грёбаный сервис». Потом кофе на какой-то там линии васьки и домой по пробкам.
Завтра свободный день.

З.Ы. Забыл, совсем забыл. Сегодня пока был на ваське, звонит на сотовый мужик, здоровается, и пытается заказать у меня, если правильно услышал, 600 заготовок памятников для кладбища. Я в полном восторге, пару секунд пытаюсь понять что происходит, чувак говорит ключевое слово «через сайт», щёлк,... «ААААдреса», ясно, дальше пытаюсь объяснить человеку что сайт это справочник фирм и организаций, ведущих деятельность в Кронштадте, со второй попытке он понимает и говорит «извините» и кладёт трубку. А я с одной стороны по уши счастлив тому что «Адреса» действительно работают, а с другой в лёгком шоке от «600 заготовок под могилы».

Мы часто слышим этот вопрос, в основе которого лежат такие понятия, как «неудачный старт» и «дети-бумеранги». Главные герои двух новых комедийных сериалов — взрослые дети, переехавшие к своим родителям: «Бред, который несёт мой отец» («$#*! My Dad Says») с Уильямом Шатнером (William Shatner) в роли разведённого брюзги, чей двадцатилетний сын не может прокормить себя блогерством; и «Биг Лейк» («Big Lake»), в котором молодой талантливый финансист теряет работу на Уолл Стрит и переезжает обратно к родителям в сельскую Пенсильванию. На обложке «Нью-Йоркера» (The New Yorker) прошлой весной даже появилась иллюстрация, подчёркивающая дух времени: молодой человек вешает на стену в своей детской комнате новенький диплом кандидата наук, а картонная коробка у его ног указывает на то, что теперь, когда он официально считается сверхквалифицированным для любой работы, он возвращается в родительский дом. В дверях стоят его родители и их лица выражают смесь смирения, беспокойства, раздражения и недоумения: как же так получилось?

Такое случается везде, в разных семьях, и не только в тех случаях, когда молодые люди возвращаются домой, но и в тех, когда молодёжь вообще медленно взрослеет. Эта тенденция возникла ещё до нынешнего экономического спада и пока никто не знает, как она отразится на молодых мужчинах и женщинах; на родителях, на чьей шее они сидят; на обществе, основанном на ожидании упорядоченного поступательного движения, в рамках которого дети оканчивают школу, взрослеют, начинают работать, создают семью и, со временем, уходят на заслуженный отдых, чтобы жить за счёт пенсии и помощи от следующего поколения, которое оканчивает школу, взрослеет, начинает работать, создаёт семью и т.д. и т.д. Кажется, что традиционный цикл отклонился от курса и молодые люди, не привязанные ни к любовным партнёрам, ни к постоянному жилью, за неимением лучших вариантов, снова идут в школу, путешествуют, избегают ответственности, жёстко конкурируют в борьбе за неоплачиваемую стажировку или временную работу от организации Teach for America (отбираются выпускники из лучших вузов США (причём их специальность может быть абсолютно не связана с образованием) и после ускоренного курса подготовки направляются на работу в самые неблагополучные государственные школы с условием, что проведут там как минимум два года), откладывая начало взрослой жизни.

Двадцатилетние — это чёрный ящик и в этом ящике всё бурлит. Треть двадцатилетних ежегодно меняют место жительства. Сорок процентов как минимум раз возвращаются к родителям. В течение третьего десятка молодые люди меняют работу в среднем семь раз — больше, чем в любой другой период жизни. Две трети как минимум какое-то время живут со своими любовными партнёрами вне брака, да и браки заключаются позже чем когда-либо. В начале 70-х, когда повзрослели дети «беби-бума», средний возраст первого брака составлял 21 год для женщин и 23 года для мужчин; к 2009 г. этот возраст поднялся до 26 лет для женщин и 28 для мужчин — 5 лет чуть более чем за одно поколение.

Мы находимся в разгаре того, что один социолог назвал «изменением графика взрослой жизни». В социологии традиционно выделяют пять этапов «перехода во взрослую жизнь»: окончание школы, покидание родительского дома, обретение финансовой независимости, вступление в брак и рождение ребёнка. В 1960 г. 77% женщин и 65% мужчин достигали всех пяти этапов к 30 годам. В 2000 г., согласно данным Бюро переписи населения США, среди тридцатилетних этих же этапов достигли менее половины женщин и треть мужчин. По результатам одного канадского исследования выяснилось, что типичный тридцатилетний человек в 2001 г. достиг столько же этапов, сколько двадцатипятилетний человек в начале 70-х.

Вся эта идея с этапами, конечно, уже стала в некоторой степени анахронизмом. Она подразумевает строго определённый путь во взрослую жизнь, который сегодня встречается очень редко. Подростки не шаркают в унисон по дороге к совершеннолетию. Они пробираются к взрослости неуклюжим и неровным шагом с индивидуальной скоростью. Некоторые так и не достигают всех пяти этапов, включая тех, кто сознательно не заводит детей и не вступает в брак, либо не может вступить в брак, даже если бы хотел, потому что является гомосексуалистом. Другие достигают всех этапов, но абсолютно в ином порядке: укрепляются в профессиональном плане, прежде чем вступают в моногамные отношения; заводят детей молодыми, а в брак вступают позже; бросают обучение, чтобы начать работать и вернуться к обучению после обретения финансовой устойчивости.

Даже если некоторые из традиционных этапов не достигаются никогда, ясно одно: переход в тот период жизни, который обычно называется взрослостью, стал происходить позже чем когда-либо. Но почему? Именно это и является предметом оживлённых дискуссий среди политиков и учёных. Некоторые считают, что происходящее является временным осложнением, побочным продуктом культурных и экономических сил. По мнению других, более долгий путь к взрослости свидетельствует о чём-то глубоком, долговременном и, возможно, более подходящем нашему неврологическому устройству. То, что мы наблюдаем, настаивают они, представляет собой рассвет нового жизненного периода, периода, под который нам всем придётся подстроиться.

Джефри Йенсен Арне (Jeffrey Jensen Arnett), профессор психологии университета Кларка в г. Вустер, штат Массачусетс, является лидером движения, которое рассматривает третий десяток жизни, как отдельный период, который он называет «ранней взрослостью». Он считает, что происходящее сегодня аналогично тому, что происходило в прошлом веке, когда, благодаря социальным и экономическим переменам, появился пубертатный период, воспринимаемый нами сегодня как нечто само собой разумеющееся, но которому пришлось пройти через признание психологами и принятие обществом, и под который пришлось подстроиться учреждениям, работающим с подростками. Схожие перемены на рубеже 21 века послужили фундаментом для ещё одного нового жизненного периода, утверждает Арне, — между 18-ю и 20-ю годами. Среди прочих культурных перемен, приведших к «ранней взрослости», он выделяет необходимость дополнительного образования для выживания в условиях информационной экономики; снижение количества рабочих мест, доступных молодым специалистам без опыта работы даже с учётом всего полученного образования; молодые люди не торопятся вступать в брак вследствие всеобщего признания добрачного секса, внебрачного сожительства и доступности противозачаточных средств; а молодые женщины не торопятся заводить детей в связи с наличием широких карьерных возможностей и достижениями современной медицины, позволяющими нормально рожать даже в более позднем возрасте.

Подобно юности, утверждает Арне, ранняя взрослость так же имеет особый психологический профиль: исследование собственной личности, нестабильность, самососредоточение, ощущение промежуточности и, довольно поэтическая характеристика, которую он называет «ощущением возможностей». Некоторые из перечисленных характеристик, особенно исследование собственной личности, относятся и к пубертатному периоду, но после 20 они достигают новых глубин и становятся более насущными. Ставки повышаются по мере приближения к тому возрасту, когда возможности начинаются закрываться и наступает пора пожизненных обязательств. Арне называет это «границей тридцатилетия».

В учёных кругах, особенно среди психологов и социологов, разгорелся жаркий спор по поводу того, можно ли считать раннюю взрослость новым жизненным периодом, однако благополучное разрешение этого спора окажет влияние не только на научные круги. Например, посмотрите, что произошло с подростковым периодом. Век назад психологам пришлось потрудиться, чтобы выделить его как новый период развития. Но когда это произошло, общественные учреждения были вынуждены приспосабливаться: образование, здравоохранение, социальные службы и законодательство — везде произошли перемены с учётом потребностей 12- и 18-летних. Понимание профиля пубертатного периода привело, например, к созданию младшей средней школы (В США, включает 7-9 классы средней школы; ступень обучения между начальной и старшей средней школой.) в начале 20 века, отделив старших детей от учащихся начальной школы первой ступени. Также это привело к осознанию того, что, несмотря на юридический статус подростков, 14- и 18-летние уже достаточно созрели для самостоятельного выбора опекунов в случае смерти родителей. Если ранняя взрослость является аналогичным периодом, то нас ожидают аналогичные перемены.

Но что получится, если к 20-летним будут применяться некоторые из особенностей обращения с подростками? Наша неуверенность на этот счёт отражена в беспорядочном подходе к маркерам взрослости. Голосовать разрешается с 18, но в некоторых штатах совершеннолетие наступает лишь с 21. В 18 можно идти в армию, но выпивать — только с 21. Водить машину можно с 16, но брать напрокат без внушительной доплаты — только с 25. Налоговая служба США считает студентов очного обучения иждивенцами до 24 лет, при этом, если у них нет медицинской страховки, то вскоре они смогут оставаться на родительском плане страхования до 26, либо, в некоторых штатах, до 30 лет, даже если нигде не учатся. Родителям не позволяется просматривать личные дела учащихся колледжа старше 18 лет, но если молодой человек обращается за финансовой помощью, то доход его родителей будет приниматься во внимание, пока ему не исполнится 24. Складывается ощущение, что мы никак не можем договориться, какой возраст можно считать достаточным для взрослой ответственности. Но при этом мы вполне уверены, что дело здесь не только в возрасте.

Если общество решит защищать этих молодых людей или относиться к ним не так, как к взрослым, как при этом избежать всего того, что так не любят старшие дети — контроля, моралей, опеки? Подростки проводят свои жизни, сбившись в возрастные группы, — на этом и основывается 12-летняя американская школьная система, — но перевалив за 20, они расходятся. Некоторые в 25 уже женаты, имеют собственное жильё, хорошую работу и пару детей; другие же по-прежнему живут с родителями и имеют временную работу, либо не работают вообще. Означает ли это, что нам следует применить некоторые особенности статуса подростков ко всем двадцатилетним? Только к некоторым? К кому именно? Это очень важный вопрос, так как если в критический момент мы не поддержим и не защитим уязвимую молодёжь, они могут выбрать неверный путь, который предопределит всю их последующую жизнь. Но иногда чрезмерная защита и опёка могут навредить, превратив «изменение графика взрослой жизни» в накликанную беду.

Но за научной стороной дела скрывается ещё один серьёзный вопрос, который очень беспокоит родителей: продление этого неустойчивого жизненного периода — это хорошо или плохо? Когда продолжительность жизни превышает 80 лет, не будет ли лучше позволить 20-летним молодым людям поэкспериментировать, прежде чем принимать решения, с которыми им придётся жить более полувека. Или взрослая жизнь сегодня настолько переменчива, с постоянной переоценкой карьерных и семейных возможностей, что молодым лучше сразу же начинать хоть с чего-то, а иначе они никогда не наверстают и навсегда останутся на несколько шагов позади «ранних пташек»? Чем является эта ранняя взрослость — богатым и разнообразным периодом самопознания, как утверждает Арне? Или очередным названием сибаритства?

Годом открытия подросткового периода считается 1904 г., когда была опубликована грандиозная научная работа выдающегося психолога и первого президента Американской психологической ассоциации Г. Стэнли Холла (G. Stanley Hall) под названием «Юность». Холл объяснял появление нового периода за счёт социальных перемен на рубеже 20 века. Законы о детском труде не позволяли детям младше 16 лет трудиться, а законы о всеобщем образовании удерживали их в средней школе, тем самым продлевая период иждивения, что, в свою очередь, позволило им заняться решением тех психологических задач, которые раньше могли просто игнорироваться, когда сразу из детства они попадали во взрослую жизнь. Холл, первый президент университета Кларка (тот же самый университет, что интересно, в котором сейчас преподает Арне), охарактеризовал подростковый возраст, как время «бури и натиска», наполненное эмоциональными потрясениями, печалью и бунтарством. Он упоминал «кривую уныния», которая, «начинаясь в 11, резко и уверенно идёт вверх до 15, а затем устойчиво падает до 23», а также описал другие характеристики юности, в том числе увлечение поиском острых ощущений, повышенную податливость влиянию средств массовой информации (что в 1904 означало, в основном, «рассказики» и «копеечное бульварное чтиво») и чрезмерное упование на взаимоотношения со сверстниками. Книга Холла имела свои недостатки, но она положила начало научному изучению подросткового возраста и поспособствовала его принятию в качестве отдельного периода с собственными трудностями, образом жизни и биологическим профилем.

В 90-х годах 20 века Арне начал подозревать, что нечто подобное происходит с молодыми людьми в позднем подростковом возрасте и после 20 лет. Он преподавал теорию развития человека и семейных отношений в университете штата Миссури и изучал студентов как в университете, так и в городе Колумбия. Он расспрашивал их о жизни и планах на будущее, задавал вопросы вроде: «Чувствуете ли вы уже себя взрослыми?».

«Мне самому было немного за 30 и помню, как мне казалось, что они ничем на меня не похожи», — рассказывал мне Арне, когда мы встретились весной прошлого года в Вустере. «Я понял, что происходит что-то особенное». Молодые люди, с которыми он беседовал, не испытывали кардинальных физических перемен, сопутствующих пубертатному периоду, но их психологический портрет, как представителей определённой возрастной группы, казалось, отличался от тех, кто был немного моложе или немного старше. Это не соответствовало представлению большинства психологов о развитие человека, когда в моде была восьмиэтапная модель Эрика Эриксона (Erik Erikson). Эриксон одним из первых сосредоточил внимание на психологическом развитии после детства и разделил взрослую жизнь на три этапа: этап молодости (приблизительно от 25 до 45), средний этап (около 45 до 65) и поздний этап (вся остальная жизнь); а также охарактеризовал их на основании трудностей, с которыми люди сталкиваются на протяжении того или иного этапа, и которые им приходится решать, прежде чем перейти к следующему этапу. Согласно его модели, главная психологическая проблема молодых взрослых кроется в положении «между близостью и изоляцией», т.е. в необходимости принимать решение: либо выбирать спутника жизни и брать на себя обязательства пожизненных близких отношений, либо нет.

Но, по мнению Арне, «молодой взрослый» — это слишком широкий термин, чтобы применять его к тому периоду, в котором находился и он сам и его студенты. Ему казалось, что 20-летние чем-то отличаются от 30- и 40-летних. Признавая, что борьба за близость является одной из задач этого периода, он отмечал, что есть и другие критически важные задачи.

Мы с Арне обсуждали развитие его мысли во время обеда в «BABA Sushi», тихом ресторанчике рядом с его офисом, куда он ходит так часто, что знает суши-поваров по имени. Ему 53, он очень высокий и худой, с подстриженными волосами серо-стального цвета и бледно-голубыми глазами, напористый и серьезный человек. Себя он называет «поздней пташкой», прошедшей через период ранней взрослости до того, как этому периоду дали название. После окончания университета штата Мичиган в 1980 г. он провёл два года, играя на гитаре в барах и ресторанах и экспериментируя с подругами и наркотиками в атмосфере общей бесшабашности, прежде чем приступил к работе над докторской диссертацией по возрастной психологии в университете штата Вирджиния. В 1986 он получил свою первую преподавательскую работу в университете Оглторпа, небольшом колледже в пригороде Атланты. Там он познакомился со своей будущей женой Лин Йенсен (Lene Jensen), самой умной студенткой факультета психологии во всём колледже, которая ошеломила Арне тем, что в один прекрасный день 1989 г., вскоре после окончания колледжа, вошла к нему в кабинет и пригласила его на свидание. Йенсен тоже стала доктором психологии и тоже преподает в университете Кларка. У них с Арне есть 10-летние двойняшки — мальчик и девочка.

Какое-то время Арне проработал в Северо-Западном университете и университете Чикаго, прежде чем в 1992 г. перешёл в университет штата Миссури, где и начал изучать молодых людей студенческого городка Колумбия, постепенно расширяя выборку до Нового Орлеана, Лос-Анджелеса и Сан-Франциско. Он намеренно не ограничивался лишь состоятельной молодёжью, изучая и молодёжь рабочего класса, и тех, кто никогда не учился в колледже, и тех, кто до сих пор учится, и тех, кто содержит себя самостоятельно, и тех, чьи счета оплачивают родители. Белые составляли чуть более половины его выборки, 18% — афроамериканцы, 16% — американцы азиатского происхождения и 14% — латиноамериканцы.

Проведя более 300 бесед и 250 опросов, Арне убедился, что нащупал что-то новое. Это была эпоха бездельников «Поколения Икс», но Арне предчувствовал, что его открытия простираются за пределы одного поколения. Он подробно описал их в 2000 г. в журнале «Американский психолог», где впервые изложил свою теорию «ранней взрослости». По сведениям службы Google Scholar, которая отслеживает подобные вещи, статью процитировали в профессиональных книгах и журналах около 1 700 раз. По меркам научного мира, она стала практически вирусной статьёй. Самое меньшее, на что указывают цитаты — что Арне подобрал удачный термин для описания определённой возрастной группы; самое большее — что он предложил абсолютно новый взгляд на эту группу.

Арне отмечает, что в течение периода, который он называет ранней взрослостью, молодые люди сосредоточены на себе больше, чем в какой либо другой жизненный период, ощущают меньше уверенности в своём будущем, но при этом — больше оптимизма, независимо от экономической обстановки. Здесь на сцену выходит «ощущение возможностей» — они ещё не умерили свои идеалистические представления о будущем. «Унылая бесперспективная работа, горечь разводов и неуважение разочаровывающих детей… никто из них не представляет своё будущее таким», — написал он. Спросите, согласны ли они с утверждением «Я совершенно уверен, что когда-нибудь добьюсь всего, чего хочу от жизни» и 96% скажут «да». Но, несмотря на приятные и волнующие вещи, связанные с этим возрастом, есть и обратная сторона: страх, разочарование, неуверенность, чувство непонимания правил игры. Но чаще Арне слышал не об отрицательных или положительных переживаниях, а о двойственности, начиная с того, что 60% его испытуемых рассказали, что чувствуют себя одновременно и взрослыми и не вполне взрослыми.

Некоторые учёные утверждали, что эта двойственность всего лишь отражает происходящее в мозгу, который так же является одновременно и взрослым, и не вполне взрослым. Когда-то неврологи полагали, что мозг прекращает расти вскоре после достижения половой зрелости, но теперь им известно, что он продолжает развиваться и после 20. Большей частью это новое понимание происходит из продольного исследования развития мозга, проведённого под эгидой Государственного института психиатрии, в ходе которого велось наблюдение почти за 5 000 детей в возрасте от 3 до 16 лет (средний возраст на момент включения в исследование составил около 10 лет). Исследователи обнаружили, что детский мозг достигает полной зрелости не ранее чем к 25 годам. «Оглядываясь назад, я бы не назвал это шокирующим, но тогда это звучало именно так», — сообщил мне руководитель исследования Джей Гидд (Jay Giedd). «Правильно это поняли только компании по прокату автомобилей».

Начиная исследование в 1991, Гидд и его коллеги планировали закончить его, когда испытуемым исполнится 16. «Мы считали, что к 16 их тела уже физически разовьются», — отмечает он. Но каждый раз, когда дети приходили для очередного обследования, мы замечали, что мозг по-прежнему изменяется. Учёные отложили завершение проекта до 18 лет, затем до 20, а затем до 22. Но даже тогда мозг испытуемых продолжал меняться. Что характерно, наиболее значительные изменения произошли в префронтальной коре и мозжечке — участках, задействованных в эмоциональном управлении и высших когнитивных функциях.

По мере созревания мозга происходит удаление синапсов, но не абы как — во многом это зависит от того, как используется тот или иной нервный путь. Обрезая неиспользуемые пути, мозг постепенно приобретает наиболее эффективную для своего владельца структуру, создавая хорошо проторенные дорожки для путей, используемых чаще всего. Удаление синапсов усиливается после быстрого разрастания мозговых клеток в детстве, а затем в период, охватывающий юность и двадцатилетие. Здесь действует принцип «или пан, или пропал»: наш мозг большей частью формируется в ответ на требования, которые мы ему предъявляем.
Мы пришли к пониманию того, что воздействие окружающей среды, оказываемое в течение первых трёх лет жизни, имеет долгосрочное влияние на восприятие, контроль над эмоциональным состоянием, внимание и т.п. Не пора ли уделить такое же внимание, надеясь на аналогичные результаты, обогащению познавательной среды двадцатилетних?

Кроме этого учёные из института психиатрии обнаружили отставание между ростом лимбической системы, где возникают эмоции, и префронтальной коры головного мозга, которая этими эмоциями управляет. Лимбическая система взрывается в период полового созревания, а префронтальная кора продолжает зреть ещё 10 лет. Логично предположить, считает Гидд, — и пока нейробиологам приходится делать множество логических предположений, — что, когда лимбическая система полностью активна, а кора головного мозга ещё строится, эмоции могут перевесить рационализм. «Именно префронтальная часть позволяет контролировать импульсы, принимать долгосрочные стратегические решения, отвечать на вопрос «Что мне делать со своей жизнью?», — говорит он. «После 20 и 30 лет оценка будущего постоянно меняется».

Среди испытуемых, поступивших ещё детьми, магнитно-резонансная томография была сделана лишь до возраста 25 лет, так что учёным предстоит сделать ещё одно логическое предположение о том, что происходит с мозгом при приближении к 30 годам, после 30 и далее. Возможно ли, что мозг продолжает меняться и обрезать синапсы в течение многих лет? Коллега Гидда Филип Шоу (Philip Shaw) считает, что «Исходя из кривых роста, которые у нас имеются, действительно создаётся впечатление, что наиболее существенные структурные изменения в большей чести серого вещества, где происходит удаление синапсов, завершаются к 25 годам». Что касается белого вещества, где продолжает формироваться изоляционная ткань, которая помогает импульсам проходить быстрее, «Действительно, похоже, что кривые продолжают подниматься, указывая на дальнейший рост» после 25 лет, пишет он, хотя и более медленными темпами, чем раньше.

Конечно, это не новости, мы всегда знали, что мозг молодых постоянно работает — даже когда у нас не было сложных томографов, чтобы составить точную диаграмму. Почему же тогда только сейчас молодой мозг стал объяснением кажущейся «незавершённости» людей в возрасте от 20 лет? Пожалуй, можно найти аналогию с иерархией потребностей, теорией, которую в 40-х годах выдвинул Абрахам Маслоу (Abraham Maslow). Согласно его теории, люди ставят перед собой более высокие цели только после удовлетворения основных потребностей в еде, крыше над головой и сексе. Что, если у мозга есть собственная иерархия потребностей? Когда люди вынуждены рано принимать обязанности взрослых, может быть, они просто делают то, что нужно делать, независимо от того, готов их мозг или нет. Может быть, только теперь, когда у молодых людей появилась возможность отсрочить взрослые обязательства, не боясь общественного порицания, социальное созревание может, наконец, проходить параллельно созреванию мозга.

Культурные ожидания также могут укрепить эту задержку. Молодые люди в возрасте от 20 лет и их родители во многом одинаково приняли «изменение графика взрослой жизни». Современная молодёжь не планирует вступать в брак раньше 25, заводить семью раньше 30, да и карьеру начинает намного позже своих родителей. Такие решения они принимают о своей будущей жизни, что отражает более широкий временной горизонт. Многие из них не готовы взять на себя атрибуты взрослой жизни раньше, даже если будет такая возможность. Они ещё не решились.

Родители тоже не ожидают, что их дети сразу же повзрослеют — а, может быть, им этого даже и не хочется. Не исключено, что родители сами сожалеют о том, что рано ввязались в брак или карьеру, и надеются, что их дети примут более продуманные решения. Или же они просто для подстраховки не желают терять опекунской связи с детьми, когда те покидают родительский дом. Есть и «родители-вертолётчики» (термин, описывающий родителей, которые чрезмерно «трясутся» над своими детьми, «зависая» над ними и пикируя по первому требованию, чтобы вмешаться и решить возникшие трудности) — они ещё долго продолжают «нянчить» своих детей, когда те уже давно должны решать свои проблемы самостоятельно. В некотором роде, они тоже, отчасти, виноваты в том, что их взрослые дети застревают в неопределённости между юностью и зрелостью. Иной раз трудно понять, где заканчивается нежелание ребёнка взрослеть и начинается нежелание родителей его отпускать.

Объявить о существовании нового этапа жизни — это очень большое событие в возрастной психологии и Арне посвятил 10 лет своей жизни сбору доказательной базы. Вскоре после появления статьи в «Американском психологе» в 2000 г. он и Дженнифер Линн Тэннер (Jennifer Lynn Tanner), возрастной психолог университета Рутгерса, созвали первую конференцию общества, позже названного ими «Обществом по изучению ранней взрослости». Конференция состоялась в 2003 г. в Гарварде с участием 75 человек. С тех пор состоялось ещё три конференции. На прошлогодней конференции в Атланте собралось уже 270 участников. В 2004 г. Арне опубликовал книгу «Ранняя взрослость: извилистая дорога от поздней юности через двадцатилетие», которая до сих пор издаётся и неплохо раскупается. В 2006 г. они вместе с Тэннер выпустили новый отредактированный том: «Ранняя взрослость в Америке: взросление в 21 веке», рассчитанный на профессионалов, университетских преподавателей и исследователей. Учебник Арне для ВУЗов «Юность и ранняя взрослость: культурный подход» издаётся с 2000 г. и уже выдержал 4 издания. В следующем году он надеется выпустить ещё одну книгу — на этот раз для родителей двадцатилетних.

Если все эти рассуждения по поводу ранней взрослости кажутся вам смутно знакомыми… так и должно быть. Сорок лет назад в журнале «Американский учёный» появилась статья, объявившая о существовании «нового этапа жизни» между юностью и совершеннолетием. Это было в 1970, когда старейшим представителям «беби-бума» — родителям сегодняшних двадцатилетних, было 24. Современная молодёжь «как будто не может «угомониться», — писал психолог Йельского университета Кеннет Кенистон (Kenneth Keniston). Он назвал этот новый период «молодостью».

Описание «молодости» Кенистона предвещает описание «ранней молодости» Арне поколение спустя. В конце 60-х Кенистон писал о «растущем меньшинстве пост-подростков, которые пока не ответили на вопросы, когда-то определявшие взрослость: вопросы отношений в современном обществе, вопросы призвания, вопросы социальной роли и образа жизни». Если раньше такая бесцельность наблюдалась лишь у «необычайно творческих или необычайно неуравновешенных», писал он, то сейчас она становится всё более распространённой и обычной среди детей беби-бума 1970 г. Среди наиболее выдающихся характеристик «молодости» Кенистон отмечал «всепроникающее двойственное отношение к собственной личности и обществу», «ощущение абсолютной свободы и жизни в мире чистых возможностей» и «огромное значение, придаваемое переменам, преобразованиям и движению» — все те характеристики, которые Арне теперь приписывает «ранней взрослости».

Арне с готовностью признаёт свой долг перед Кенистоном и упоминает его практически во всех своих трудах о ранней взрослости. Но он считает, что 60-е были уникальным временем, когда молодые люди были чрезвычайно мятежны и отчуждены, чего не случалось ни прежде, ни после. Взгляды Кенистона так и не стали популярными, продолжает Арне, потому что «молодость» — не очень хорошее название для этого периода. Оно «неоднозначно и запутанно», и совсем не такое броское, как его «ранняя взрослость».

Но какова бы ни была причина исчезновения терминологии Кенистона, читать его старую статью и слышать в ней эхо того, что происходит с детьми сегодня — это настоящее откровение. Он описывал родителей современных молодых людей, когда они сами были молодыми, и, что удивительно, они не сильно отличаются от своих собственных детей. Статья Кенистона служит прекрасной демонстрацией вечного круговорота жизни, постоянного конфликта между поколениями и постепенного разрешения этого конфликта. Если представить всё это в виде рекурсии и предположить, что всегда должна быть группа 20-летних, которые не торопятся остепениться, так же как и всегда должна быть группа 50-летних, которых это беспокоит — то это обнадёживает.

Кенистон называл это молодостью, Арне называет это ранней взрослостью, но как бы это ни называлось, подобная задержка перехода наблюдается уже несколько лет. Однако полного расцвета она может достигать только при условии наличия у молодых людей иных, нетрадиционных средств к существованию — в таком случае задержка станет чем-то вроде предмета роскоши. Именно такое впечатление складывается при ознакомлении с примерами из практики, описанными Арне в его книгах, статьях, или при чтении сочинений из сборника «Манифест 20-летних» (20 Something Manifesto), выпущенного под редакцией лос-анджелесской писательницы Кристин Хасслер (Christine Hassler). «Становится как-то страшно», — пишет 25-летняя Дженнифер, «если подумать обо всех тех вещах, что я должна сделать, чтобы стать успешной: „Следуй за своей страстью, живи своей мечтой, рискуй, общайся с нужными людьми, найди наставников, неси финансовую ответственность, занимайся общественной деятельностью, работай, подумай насчёт поступления в аспирантуру, влюбись, поддерживай личное благополучие и психическое здоровье, хорошо питайся“. А когда можно просто жить и наслаждаться?». «В двадцать тебя пытаются заставить принять решения, которые станут фундаментом всей остальной жизни. Как будто, если ограничить выбор в будущем, то будет легче».

Хотя жалобы этих молодых людей искренни — это жалобы привилегированных. Джули, 23-летняя жительница Нью-Йорка и один из авторов «Манифеста 20-летних», видимо, это понимает. Всю жизнь её баловали, отправляли на уроки валторны и в летний лагерь, говорили, что ей всё можно. «Это палка о двух концах», — пишет она, «потому что, с одной стороны вся моя жизнь и бесконечные возможности — это просто дар, но с другой стороны, я до сих пор чувствую себя ребёнком. У меня такое ощущение, как будто моя работа ненастоящая, потому что я не там, где были мои родители в моём возрасте. По дороге домой, в туфлях, купленных моим отцом, мне по-прежнему кажется, что я ещё не выросла».

Несмотря на эти впечатления, Арне настаивает, что ранняя взрослость не ограничивается привилегированными молодыми людьми, и что она — не просто период сибаритства. В «Ранней взрослости» он старательно описывает примеры из жизни молодых мужчин и женщин из неблагополучных семей, которые пытаются изменить свою жизнь, воспользовавшись периодом сосредоточения и изучения собственной личности после 20 лет.

Одним из таких примеров служит история Николь, 25-летней афроамериканки, выросшей в муниципальном многоквартирном доме в Окленде, Калифорния. В возрасте 6 лет Николь, как самая старшая, была вынуждена взять хозяйство на себя после психического срыва матери. В восемь она подметала магазины и работала нянькой, чтобы помочь прокормить трёх других детей. «Я зарабатывала пару баксов и помогала своей матери и своей семье», — рассказывала она Арне. Ей удалось окончить среднюю школу, правда, с низкими оценками, и получить работу администратора в дерматологической клинике. Она переехала в свою квартиру, поступила на вечерний факультет местного «общинного» колледжа и начала совершенствоваться. «Мне нужен был опыт жизни вне дома своей матери, чтобы учиться», — отмечает она.

В книге Арне Николь представлена в качестве символа всех молодых людей из бедных семей, для которых «ранняя взрослость стала возможностью — может быть, последней — повернуть свою жизнь». Это как раз тот этап, на котором люди вроде Николь могут сбежать из жесткой или неблагоприятной семьи и, наконец, реализовать свои собственные мечты. Николь мечтает о многом — остался один курс до окончания колледжа, затем она намерена получить высшее образование, а затем — степень доктора психологии, но семью она не оставила. Она по-прежнему помогает матери, поэтому и работает на полную ставку, несмотря на то, что учёба пошла бы быстрее, если бы она работала неполный рабочий день. Неужели только такой мрачный пессимист вроде меня видит, как много препятствий будет на её пути к осуществлению мечты, и удивляется, насколько вольной должна быть её ранняя взрослость?

Конечно, пример Николь не является репрезентативным для общества в целом. Многие родители, — в том числе и те, кто на самом деле не может себе этого позволить, — продолжают помогать своим детям в финансовом отношении ещё долго после того, когда дети на это уже не рассчитывают. Два года назад Карен Фингермэн (Karen Fingerman), возрастной психолог из университета Пердью (Purdue University), провела опрос среди родителей взрослых детей, оказывали ли они значительную помощь своим сыновьям и дочерям. Под помощью подразумевались не только деньги или содействие при решении повседневных задач (практическая помощь), но также совет, дружеское общение и готовность выслушать. Восемьдесят шесть процентов заявили, что помогли советом в прошлом месяце; в 1988 г. так ответили менее половины опрошенных. Двое из трёх родителей оказали сыну или дочери практическую помощь в прошлом месяце; в 1988 г. так ответил один из трёх опрошенных.

Результаты опроса утешили Карен. По её словам, это указывает на то, что родители сохраняют связь с детьми, и она подозревает, что обе стороны извлекают из этого какую-то пользу. Опрос, в конце концов, касался не только раздачи денег, но также совета, поддержки и дружбы. Результаты другого исследования, проведённого Фингермэн, предполагают, что хорошее самочувствие родителей во многом зависит от того, насколько близки они со своими взрослыми детьми и как у них (детей) идут дела — объективное подтверждение поговорки «ты счастлив ровно настолько, насколько счастлив твой самый несчастный ребёнок». Однако, ожидание того, что молодые люди не смогут самостоятельно свести концы с концами, и брешь придётся закрывать их родителям, тяжёлым бременем ложится на плечи родителей, которые, возможно, и сами не уверены в гарантированности собственной работы, и при этом стараются ухаживать за своими престарелыми родителями или печалятся по поводу того, что их планы на пенсию становятся всё более и более несбыточной мечтой.

Кроме этого, зависимость от мамы с папой означает, что разрыв между богатыми и бедными у двадцатилетних становится ещё шире. Согласно данным, собранным Ассоциацией по изучению перехода во взрослую жизнь (исследовательским консорциум при поддержке Фонда Джона Д. и Кэтрин Т. Макартуров), американские родители в среднем отдают 10% своего дохода своим детям в возрасте 18-21 года. Этот показатель в основном не зависит от общего дохода семьи, т.е. дети из семей более высокого класса, как правило, получают больше, чем дети из рабочих семей. В распоряжении богатых детей есть и другие, менее очевидные, преимущества. Поступая в колледжи высшей ступени или университеты, они получают место в охраняемом общежитии, обеспечиваются медицинским обслуживанием и зачисляются в ассоциации выпускников, что недоступно учащимся общинных колледжей. Кроме этого, они часто получают толчок в развитии карьеры, пользуясь связями своих родителей, которые помогают им устроиться на перспективную работу, либо, пользуясь самими родителями, в качестве финансового резерва, если хотят пройти интересную, но неоплачиваемую стажировку.

«Вы выбираете путь, а у путей есть инерция», — поясняет Дженнифер Линн Тэннер из Рутгерса. «В период ранней взрослости, если вы исследуете и выбираете определённый путь, который по-настоящему вам подходит, то события начинают развиваться подобно снежному кому: нужные обстоятельства, нужный партнёр, нужная работа, нужное местожительство. Чем меньше вы имеете сначала, тем меньше будет положительный эффект, накапливающийся со временем. Ваше ускорение будет другим».

Даже Арне признаёт, что период «ранней взрослости» бывает не у всех молодых людей. Это редкость в развивающихся странах, отмечает он, где людям приходится быстро взрослеть, а в промышленно развитых странах, зачастую, пропускается теми, кто рано вступает в брак, несовершеннолетними матерями, вынужденными взрослеть, и молодыми мужчинами и женщинами, которые сразу после школы устраиваются на любую доступную работу, не имея возможности попробовать себя в разных областях, чтобы найти самую подходящую. Более того, кажется, что этого периода не бывает у большей части человечества. Именно этот факт, что ранняя взрослость — не всеобщее явление, служит наиболее сильным аргументом против заявлений Арне о новом периоде развития. Если ранняя взрослость настолько важна, то почему её можно перескочить?

«Базовая идея классической теории этапов развития состоит в том, что все люди, я подчёркиваю — все, проходят через ряд качественно различных периодов в инвариантной и универсальной последовательности этапов, изменение порядка или пропуск которых невозможен», — пояснил Ричард Лернер (Richard Lerner), председатель отделения прикладных наук по изучению развития из университета Тафтса. Лернер — близкий друг Арне, они с женой, тоже психологом, живут в 20 милях от Вустера и часто обедают вместе.

«Я очень высокого мнения об Арне», — говорит Лернер. «Я считаю, что он умный и страстный человек, который делает великое дело — не только умный и продуктивный учёный, но один из самых приятных людей, которых я когда-либо встречал в своей жизни».

Однако, как бы сильно он ни восхищался Арне, Лернер считает, что его друг игнорирует некоторые из основных принципов возрастной психологии. В соответствии с классической теорией этапов развития, говорит он, «ты должен развиваться так, как должен, и тогда, когда должен, а иначе никогда толком не разовьёшься».

Когда я спросил Арне, что происходит с теми, кто не проходит через раннюю взрослость, он сказал, что это не обязательно. Они могут столкнуться с задачами этого периода — изучение собственной личности, сосредоточение на себе, эксперименты в любви, работе и мировоззрении — позднее: может быть, во время кризиса среднего возраста, или не столкнуться вообще, ответил он. Частично это зависит от того, почему они пропустили раннюю взрослость в первую очередь, было ли это сделано в силу обстоятельств или по выбору.

Лернер не согласен с этими утверждениями. Чтобы считаться стадией развития, ранняя взрослость должна быть как всеобщей, так и обязательной. «Если вы не развили какой-то навык во время нужного периода, вы будете трудиться всю жизнь, чтобы развить его, в то время как нужно будет идти дальше», — говорит он. «При этом остальное ваше развитие претерпит неблагоприятные изменения». Именно эта случайность, с которой Арне отзывается о неоднородности ранней взрослости и её существовании в одной культуре, но отсутствии в другой, более того — даже у некоторых людей, но не их соседей или друзей, не позволяет многим учёным согласиться с его утверждениями о новом жизненном этапе.

Почему это важно? Потому что если задержка взросления является лишь временной аберрацией, обусловленной проходящими социальными нравами и экономическим мраком, временным препятствием, с которым приходиться бороться лишь сегодня, то можно только немного посочувствовать молодым людям, которые имели несчастье взрослеть в период рецессии. Но если это настоящий новый этап жизни, то мы должны начать переосмысливать определение нормального развития и создавать такие системы образования, здравоохранения и социальной поддержки, которые будут это учитывать.

Ассоциация по изучению перехода во взрослую жизнь выпускает отчеты о молодёжи с самого начала своего существования в 1999 г. и часто в конце рекомендует оказывать 20-летним дополнительную поддержку. Но какую именно? Учреждений, рассчитанных на обслуживание интересов этой возрастной группы, не существует; а социальные услуги, связанные с развитием, как правило, исчезают после подросткового возраста. Но вполне можно представить себе некоторые направления, которые могли бы учитывать беспокойство и мобильность, свойственные данному периоду, как утверждает Арне, и которые также могли бы сделать эксперименты ранней взрослости доступными для большего числа молодых людей. Как насчёт расширения программ, подобных City Year, в которых молодые люди из разных семей в возрасте от 17 до 24 лет в течение года выполняют функции наставников для детей из центральных районов города, получая стипендию, медицинскую страховку, уход за детьми, оплачиваемую сотовую связь и денежное пособие на образование в размере 5 350 долларов? Или федеральной программы, по которой для каждого новорожденного открывается спонсируемый правительством сберегательный счёт, который можно обналичить по достижении 21 года, чтобы на эти средства можно было прожить год, путешествуя, учась или занимаясь общественной работой — нечто вроде «детских облигаций», предложенных Хиллари Клинтон в ходе ей основной кампании 2008 г.?

Или попробовать реализовать что-то вроде разрешённой обществом «румспринги» — временной отсрочки от социальных обязанностей, которую предоставляют своим молодым людям амиши, члены консервативной секты меннонитов, позволяя им поэкспериментировать, прежде чем они остепенятся. Требуется лишь чуть-чуть изобретательности (плюс немного социального терпения и финансовых обязательств), чтобы придумать, как расширить существующие программы, столь прекрасно работающие для элиты, такие как «Стипендия Фулбрайта» или «Корпус мира», чтобы дать возможность временной работы и самоанализа более широкому кругу молодых людей.

Сто лет назад, когда подростков начали воспринимать не просто как ленивых бунтарей, но как людей, идущих по тяжёлому пути взросления, это принесло большую пользу. Только тогда общество признало уникальность образовательных, медицинских и социальных потребностей этой группы, и то, что вклад в эти области окупится в будущем. Двадцатилетние тоже трудятся, даже если кажется, что у них нет цели или они не исполняют свои обязанности, отмечает Арне. Это служит отражением нашего коллективного отношения к этому периоду — то, что мы уделяем так мало ресурсов, чтобы позволить им заработать и предоставить хоть какую-то уверенность.

Чтобы посмотреть, какие услуги можно предложить молодым людям, если ранняя взрослость станет новым признанным этапом жизни, поезжайте в лечебное учреждение Йеллоубрик (Yellowbrick) в городе Эванстон, штат Иллинойс. Это учреждение считается единственным психиатрическим лечебным учреждением для «ранних взрослых». «Перед молодыми людьми, перешедшими в период ранней взрослости, действительно встают уникальные задачи, на которых им нужно сосредотачиваться», — сказал Джесси Вайнер, главврач учреждения. Вайнер открыл Йеллоубрик в 2005, когда работал в составе группы психиатрической практики в Чикаго и заметил необходимость иного отношения к этой возрастной группе. Это тихий человек, похожий на бухгалтера и говорящий как пророк Эры Водолея, приправляя свою речь фразами вроде «поможем облечь их посредничество силой».

Под «посредничеством» подразумевается сложная концепция, когда родители выплачивают полную стоимость комплексной программы лечения с проживанием в Йеллоубрик, доходящую до 21 000 долл. в месяц, которая при этом не всегда покрыта страховкой. Сотрудники учреждения знают о парадоксе — они призывают ребёнка уйти от папочки и мамочки за их деньги. Они подходят к этому с концепцией так называемой связанной независимости, которая заключается в том, что нужно знать, когда быть самостоятельным, а когда принять помощь.

Пациенты поступают в Йеллоубрик с различными проблемами: наркомания, нарушение питания, депрессия, тревожность или более серьёзными психическими заболеваниями, такими как шизофрения или биполярное расстройство, которые, как правило, появляются в позднем подростковом возрасте или после 20 лет. Требование неизбежной независимости может усугубить существующие психические проблемы или создать новые у людей, которые до этого момента сумели выполнить все ожидаемые социальные роли: сына или дочери, друга или подруги, студента, партнёра, товарища, — но которые теряются, когда заканчивается обучение и ожидаемые роли исчезают. Именно это случилось с одним пациентом, который преуспевал в одном из ведущих колледжей Лиги плюща, пока не настал последний семестр обучения, когда он закончил свою курсовую работу и не мог заставить себя сдать её.

Философия Йеллоубрик такова, что с молодыми людьми не нужно нянчиться или спасать их, они сами должны преодолевать эти трудности. В четырёхэтажном многоквартирном доме, резиденции Йеллоубрик, владельцем которого является Вайнер, одновременного могут проживать до 16 пациентов. Они живут в больших, солнечных, роскошно обставленных квартирах, группами по три-четыре человека, а «под рукой» всегда находятся сотрудники учреждения, которые учат их делать покупки, готовить, убирать, панировать, принимать обязательства и не опаздывать.

Вайнер разрешил мне поприсутствовать на ежедневном «раунде», назначенном в тот день для С., молодой женщины, которая провела в Йеллоубрик уже три месяца. Раунд — это нечто, напоминающее самое изнурительное собеседование в мире: пациентка сидит, а перед ней — её врач-адвокат и около десятка сотрудников, сидящих на расставленных по комнате диванах и креслах и обстреливающих её вопросами. С., кажется, нервничает, но довольна собой и часто сверкает огромной белозубой улыбкой. Ей 22, высокая и тощая, одета в крошечные джинсовые шорты, футболку и жилетку. Она начала разваливаться на третьем курсе колледжа, страдая от беспробудного пьянства и анорексии. Пьянство продолжалось и в течение первых нескольких недель в Йеллоубрик. Из большинства психиатрических учреждений её бы выкинули после первого же рецидива, говорит Дэйл Монро-Кук (Dale Monroe-Cook), вице-президент по клиническим операциям. «Мы же наоборот — хотим, чтобы поведение развернулось, и чтобы мы присутствовали в этот критический момент, чтобы работать с этим поведением и помочь молодому человеку перейти во взрослую жизнь к большей независимости».

Персонал Йеллоубрик позволил С. столкнуться со своими бесами лицом к лицу и решить, как с ними бороться. После пяти рецидивов С. попросила сотрудников забрать её паспорт, чтобы она не могла купить алкоголь. В конце концов, она решила начать посещать собрания «Анонимных алкоголиков».

На своём раунде в июне С. смогла сообщить, что не пила уже 30 дней. Жена Джесси Вайнера, Лора Вайнер, штатный психолог, начала ей аплодировать, но больше никто не поддержал. «Мы стараемся быть очень осторожными», — объясняет С. Гэри Журавски (Gary Zurawski), социальный работник, специализирующийся на наркомании. «Мы не знаем, следует ли поздравлять вас слишком часто». Сотрудники хотят, чтобы у молодой женщины сохранилась мотивация улучшать свою жизнь ради собственного блага, а не ради чьей-то похвалы.

С. спокойно восприняла разговор об аплодисментах и сообщила персоналу ещё одну хорошую новость: через два дня она заканчивает колледж. По расписанию.

Двадцатилетние — это стволовые клетки человеческого развития, плюрипотентный момент, когда возможен любой из нескольких результатов. Решения и действия, предпринимаемые в это время, имеют долгосрочные последствия. Третий десяток жизни — это время, когда большинство людей получают почти всё своё формальное образование, встречают будущих супруг/супругов и друзей на всю жизнь и начинают карьеру, которой будут заниматься в течение многих лет. Это время, когда происходят приключения, эксперименты, путешествия и отношения, сопровождаемые такой дикой страстью, которой больше никогда не будет.

Означает ли это, что мы должны позволять двадцатилетним блуждать, или даже поощрять их блуждания, прежде чем они остепенятся? Этот вопрос мучает многих родителей. Преимущества задержки легко заметны. Времени для взрослой жизни и сопутствующих обязательств хватит, так что, может быть, если дети будут подольше выбирать своих спутников и свою карьеру, они сделают меньше ошибок и их жизнь будет счастливее? Но так же легко заметны и недостатки. По мере того, как к «ранним взрослым» подкрадывается пора остепениться, для остальных ситуация может принять неблагоприятный оборот. Родители помогают оплачивать счета, на которые не рассчитывали, а общественные институты ощущают нехватку молодых людей, которые бы способствовали их росту и развитию. Безусловно, рецессия всё усложняет, и даже если бы все двадцатилетние отказались от «отсрочки» от взрослости и стали бы действовать как взрослые, вряд ли всем хватило работы. Так что мы оказались в странном положении: разрешить молодым и дальше изучать и исследовать или прекратить их содержание и велеть найти хоть что-нибудь, чтобы заработать на кусок хлеба и начать собственную жизнь.

Арне предлагает выбрать нечто среднее. «Жизнь молодого американца сегодня — это интерес и неопределённость, широкие возможности и путаница, новые свободы и новые страхи», — пишет он в «Ранней взрослости». Во время передышки, которая предоставляется им от безостановочных, часто утомительных и удручающих обязанностей, «молодые люди на этапе ранней взрослости развивают навыки, необходимые им для повседневной жизни, стараются лучше понять, кто они и чего хотят, и приступить к созданию фундамента своей взрослой жизни». Если это действительно так, если более длинная дорога к взрослости действительно ведёт к более глубоким и правильным решениям, то и правда стоит подождать, чтобы увидеть проницательное, чуткое, вдумчивое, содержательное, отлаженное и самореализованное поколение взрослых, каким видит его Арне.